| Главная » Файлы » литература |
Петрарка — основоположник средневекового гуманизма
| 07 Июня 10, 14:56 | |
| Петрарка — основоположник средневекового гуманизма Возрождение, или Ренессанс (фр. renaitre возрождаться), — одна из самых ярких эпох в развитии европейской культуры, охватывающая почти три столетия. Это была эпоха крупных перемен в истории народов Европы. В условиях высокого уровня городской цивилизации начался процесс зарождения капиталистических отношений, происходило складывание наций и создание крупных национальных государств, появилась новая форма политического строя — абсолютная монархия, формировались новые общественные группы — буржуазия и наемный рабочий люд. Менялся и духовный мир человека. Человек эпохи Возрождения был охвачен жаждой самоутверждения, великих свершений, активно включался в общественную жизнь, заново открывал для себя мир природы, стремился к глубокому ее постижению, восхищался ее красотой. Для культуры Возрождения характерно светское восприятие и осмысление мира, утверждение ценности земного бытия, величия разума и творческих способностей человека, достоинства личности. Гуманизм (лат. humanus человеческий) стал идейной основой культуры Возрождения. Явление Петрарки огромно. Оно не покрывается даже самым высоким признанием его собственных литературных заслуг. Личность, поэт, мыслитель, фигура общественная — все это он. Вот уже более шестисот лет человечество чтит великого итальянца за то, что он способствовал наступлению новой эпохи открытия мира и человека, прозванной Возрождением. Франческо Петрарка (1304 – 1374) был первым великим гуманистом, поэтом и гражданином, который сумел прозреть цельность предвозрожденческих течений мысли и объединить их в поэтическом синтезе. Своим творчеством он сумел привить этим грядущим разноплеменным поколениям Западной и Восточной Европы сознание некоего духовного и культурного единства, благотворность которого сказывается и в современный наш век. Петрарка — родоначальник новой современной поэзии. Его "Книга песен” надолго определила пути развития европейской лирики, став своего рода непререкаемым образцом. На первых порах для современников и ближайших последователей у себя на родине Петрарка являлся великим реставратором классической древности, провозвестником новых путей в искусстве и литературе, непогрешимым учителем. С 1501 года, когда стараниями Пьетро Бембо и типографщика Альдо Мануцио Ватиканский кодекс "Книги песен” ("Canzoniere”) был предан широкой гласности, началась эпоха петраркизма, причем не только в поэзии, но и в области эстетической и критической мысли. Петраркизм вышел за пределы Италии. Свидетельством тому — "Плеяда” во Франции, Гонгора в Испании, Камоэнс в Португалии, Шекспир и елизаветинцы в Англии, Кохановский в Польше. Без Петрарки их лирика была бы не только непонятной для нас, но и попросту невозможной. Мало того, Петрарка проторил своим поэтическим наследникам путь к познанию задач и сущности поэзии, познанию нравственного и гражданского призвания поэта. В невольно возникающем при чтении Петрарки автопортрете бросается в глаза черта: потребность в любви. Это и желание любить, и потребность быть любимым. Предельно четкое выражение эта черта нашла в любви поэта к Лауре, главному предмету сонетов и других стихотворений, составляющих "Книгу песен”. Любви Петрарки к Лауре посвящено неисчислимое количество ученых и беллетризованных произведений. Лаура — фигура вполне реальная. Любовь к ней, как это часто бывает в настоящей поэзии, сублимированная, к концу жизни поэта несколько приутихшая, едва ли не слившаяся с представлением о любви райской, идеальной. Конкретнее в жизни Петрарки любовь к домашним (матери, брату Герардо, племяннику Франческо), к многочисленным друзьям: Гвидо Сетте, Джакомо Колонна, Джованни Боккаччо и многим другим. Вне дружбы, вне любви к ближним и вообще к людям Петрарка не мыслил себе жизни. Это накладывало определенный нравственный отпечаток на все им написанное, привлекало к нему, повсеместно делало своим, любимым. Еще одна черта, которую обнажил в себе сам поэт, за которую порой (особенно на склоне лет) себя бичевал: это любовь к славе. Не в смысле простого тщеславия. Желание славы у Петрарки было теснейшим образом связано с творческим импульсом. Оно-то в большей степени и побудило Петрарку заняться писательством. С годами и эта любовь, любовь к славе, стала умеряться. Достигнув славы беспримерной, Петрарка понял, что она вызывает в окружающих куда больше зависти, чем добрых чувств. В "Письме к потомкам” он с грустью пишет о своем увенчании в Риме, а перед смертью даже готов признать триумф Времени над Славой. Любопытно, что любовь к Лауре и любовь к Славе между собой не только не враждовали, но даже пребывали в тесном единении, что подтверждается устойчивой в поэзии Петрарки символикой: Лаура и лавр. Но так было до поры до времени. В годы самоочистительных раздумий Петрарка вдруг почувствовал, что и любовь к Лауре, и желание Славы противны стремлению обрести вечное спасение. Потому что они мешали вести тот образ жизни, который надежно подвел бы его к спасению. Осознание этого противоречия повергло поэта в глубокое душевное смятение, умеряемое писанием трактата, где он пытался со всей откровенностью обнажить свое душевное состояние. Конфликт этот был лишь частным случаем конфликта более общего и философски более значимого: конфликта между многочисленными радостями земного бытия и внутренней религиозной концепцией. К земным радостям Петрарка относил окружающую природу. Он умел видеть и наблюдать ее, умел наслаждаться травой, горами, водой, луной и солнцем, погодой. Отсюда столь частые и столь любовно написанные в его поэзии пейзажи. Отсюда же и тяга Петрарки "к перемене мест”, к путешествиям, к возможности открывать для себя все новые и новые черты окружающего мира. К несомненным земным радостям относил Петрарка веру в красоту человека и могущество его ума. К ним же он относил любое творческое проявление: будь то в живописи (его суждения о Симоне Мартини и Джотто) , в музыке, философии, поэзии и т. д. Но все это таило и множество побочных соблазнов, которых, по мнению Петрарки, человеку трудно избежать. Отсюда и сомнения в абсолютной ценности земных радостей. Петрарка был поразительно восприимчив ко всему, что его окружало. Его интересовало и прошлое, и настоящее, и будущее. Поразительна и широта его интересов. Он писал о медицине и о качествах, необходимых полководцу, о проблемах воспитания и о распространении христианства, об астрологии и о падении воинской дисциплины, о выборе жены и о том, как лучше устроить обед. Петрарка превосходно знал античных мыслителей, но сам в области чистой философии не создал ничего оригинального. Критический же его взгляд был цепок и точен. Много интересного написано им о практической морали. Сторонясь мирской суеты, Петрарка жил интересами времени, не был чужд и общественных страстей. Так, он был яростным патриотом. Италию он любил до исступления. Ее беды и нужды были его собственными, личными. Тому множество подтверждений. Одно из них — знаменитейшая канцона "Италия моя”. Заветным устремлением его было видеть Италию единой и могущественной. Петрарка был убежден, что только Рим может быть центром папства и империи. Он оплакивал разделение Италии, хлопотал о возвращении папской столицы из Авиньона в Вечный город, просил императора Карла IV перенести туда же центр империи. В какой-то момент Петрарка возлагал надежды на то, что объединение Италии будет проведено усилиями Кола ди Риенцо. Самое страшное для Петрарки — внутренние раздоры. Сколько усилий он приложил, чтобы остановить братоубийственную войну между Генуей и Венецией за торговое преобладание на Черном и Азовском морях! Однако красноречивые его письма к дожам этих патрицианских республик ни к чему не привели. Петрарка был не только патриотом. Заботило его и гражданское состояние человеческого общежития вообще. Но ни общественные и политические симпатии, ни принадлежность к церковному сословию не мешали основному его призванию ученого и литератора. Петрарка отлично понимал, что для этого нужна личная свобода, независимость. Надо сказать, что Петрарка умел добиваться ее повсюду, где ему доводилось жить. Кроме, понятно, Авиньона, за что он ненавидел его особенно. Именно благодаря такой внутренней свободе Петрарке удалось создать так много и так полно выразить себя и свое время, хотя многое до нас дошедшее осталось в незавершенном, не до конца отделанном виде. Но тут уж свойство самого поэта: тяга к совершенству заставляла его возвращаться к написанному вновь и вновь. Известно, например, что к ранним своим произведениям, таким как "Африка” и "Жизнь знаменитых мужей”, он возвращался неоднократно и даже уже накануне смерти. Петрарка был не только великим писателем, но и великим читателем. Так, произведения античных авторов, которые он читал и перечитывал с неизменной любовью, были для него не просто интересными текстами, но носили отпечаток личности их авторов. Литературу Петрарка понимал как художественное совершенство, как богатство духовное, как источник мудрости и внутреннего равновесия. В оценках же порой ошибался. Так, он полагал, что его "Триумфы” по значимости превосходят "Канцоньере”. Конечно же, главным произведением Петрарки является его "Книга песен”, состоящая из 317 сонетов, 29 канцон, а также баллад, секстин и мадригалов. Стихи на итальянском языке ("вольгаре”) Петрарка начал писать смолоду, не придавая им серьезного значения. В пору работы над собранием латинских своих посланий, прозаических писем и началом работы над будущей "Книгой песен” часть своих итальянских стихотворений Петрарка уничтожил, о чем он сообщает в одном письме 1350 года. Первую попытку собрать лучшее из своей итальянской лирики Петрарка предпринял в 1336 – 1338 годах, переписав двадцать пять стихотворений в свод так называемых "набросков” (Rerum vulgarium fragmenta). В 1342 – 1347 годах Петрарка не просто переписал их в новый свод, но и придал им определенный порядок, оставив место для других, ранее написанных им стихотворений, подлежащих пересмотру. В сущности, это и была первая редакция будущей "Книги песен”, целиком подчиненная теме возвышенной любви и жажды поэтического бессмертия. Вторая редакция осуществлена Петраркой между 1347 и 1350 годами. Во второй редакции намечается углубление религиозных мотивов, связанных с размышлениями о смерти и суетности жизни. Кроме того, тут впервые появляется разделение сборника на две части: "На жизнь Мадонны Лауры” (начиная с сонета 1, как и в окончательной редакции) и "На смерть Мадонны Лауры” (начиная с канцоны CCLXIV, что также соответствует окончательной редакции). Вторая часть еще ничтожно мала по сравнению с первой. Третья редакция (1359 – 1362) включает уже 215 стихотворений, из которых 174 составляют первую часть, 41 — вторую. Затем следует еще несколько редакций. Седьмая редакция, близкая к окончательной, которую автор отправил Пандольфо Малатеста в январе 1373 года, насчитывает уже 366 стихотворений (263 и 103). Восьмая редакция — 1373 год, дополнение к рукописи, посланное тому же Малатеста — 1373 – 1374 годы. Девятую редакцию содержит так называемый Ватиканский кодекс под номером 3195, частично автобиографический. По этому кодексу, опубликованному фототипическим способом в 1905 году, осуществляются все новейшие критические издания. В Ватиканском кодексе между первой и второй частями вшиты чистые листы, заставляющие предполагать, что автор намеревался включить еще какие-то стихотворения. Разделение частей сохраняется: в первой тема Лауры — Дафны (лавра), во второй части Лаура — вожатый поэта по небесным сферам, Лаура — ангел-хранитель, направляющий все помыслы поэта к высшим целям. В окончательную редакцию Петрарка включил и политические канцоны, сонеты против авиньонской курии, послания к друзьям на различные моральные и житейские темы. Особую проблему составляет датировка стихотворений сборника. Она сложна потому, что Петрарка намеренно не соблюдал хронологию в порядке расположения стихотворного материала. Соображения Петрарки нынче не всегда ясны. Очевидно лишь его желание избежать тематической монотонности. Одно лишь наличие девяти редакций свидетельствует о неустанной, скрупулезной работе Петрарки над "Книгой песен”. Ряд стихотворений дошел до нас в нескольких редакциях, по ним можно судить о направлении усилий Петрарки. Любопытно, что в ряде случаев, когда Петрарка был удовлетворен своей работой, он делал рядом с текстом соответствующую помету. Работа над текстом шла в двух главных направлениях: удаление непонятности и двусмысленности, достижение большей музыкальности. На ранней стадии Петрарка стремился к формальной изощренности, внешней элегантности, к тому, что так нравилось современникам. С каждой новой редакцией Петрарка заботился уже о другом. Ему хотелось добиться большей определенности, смысловой и образной точности, понятности, языковой гибкости. Единицей петрарковской поэзии является не слово, но стих, в котором отдельное слово растворяется, делается незаметным. Единице же этой Петрарка уделял преимущественное внимание, тщательно ее обрабатывал, оркестровал. Чаще всего у Петрарки ритмико-синтаксическая единица заключает в себя какое-нибудь законченное суждение, целостный образ. Это прекрасно усмотрел великий Г. Р. Державин, который в своих переводах из Петрарки жертвовал даже сонетной формой ради сохранения содержательной стороны его поэзии. Показательно и то, что Петрарка относится к ничтожному числу тех итальянских поэтов, чьи отдельные стихи стали пословичными. Различные поколения прочитывали Петрарку по- разному. Одни видели в нем изощренного поэта, ставившего превыше всего форму, словесное совершенство, видели в Петрарке некую идеальную поэтическую норму, едва ли не обязательную для подражания. Другие ценили в нем неповторимую индивидуальность, слышали в его стихах голос нового времени. Одни безоговорочно причисляли его к "классикам”, другие — к "романтикам”. Первое серьезное знакомство с Петраркой в России произошло в начале XIX века, когда восприятие его было в значительной степени подсказано именно "романтической” репутацией, сложившейся под пером теоретиков и практиков западноевропейского романтизма. Последующая история русского Петрарки внесла в это восприятие существенные поправки, предлагая иногда в корне иные прочтения. Начало знакомству читающей русской публики с Петраркой положил Константин Батюшков, автор статей о Петрарке и Тассо. В конце 1800-х годов он предпринимает перевод одного из самых знаменитых петрарковских сонетов (CCLXIX) и пишет переложение канцоны I, названной им "Вечер”. Батюшков не соблюдает тут сонетной формы, а также изменяет содержание сонета "на романтический лад”. Но именно таким пожелал видеть и увидел Петрарку романтический век. В значительной степени продолжателем такой романтической трактовки Петрарки выступил поэт Иван Козлов. Вторая половина XIX века изобилует переводами из "Книги песен”. Научный и просветительки- популяризаторский подход, мало сообразующийся с потребностями живой отечественной литературы, наложил на новые переводы определенный отпечаток. Они стали точнее, быть может, формально строже, но при этом они стали бездушнее, то есть приобрели культурно-информационный характер, не связанный с потребностями живой русской поэзии. Принципиально новую страницу в истории русского Петрарки открывает XX век. Связана она с русским символизмом и с именем Вячеслава Иванова. Несомненная заслуга Иванова как переводчика Петрарки заключается в том, что он первый из крупных русских литераторов подошел к Петрарке не "вдруг”, а во всеоружии филологических и историко-культурных познаний, оставаясь при этом изрядным стихотворцем, подчиняя задачи перевода не просто познавательным культурным целям, но насущным потребностям живой отечественной литературы. Вячеслав Иванов, вернув Петрарку в треченто, сумел внушить русскому читателю живой к нему интерес и веру в реальность печальной повести о Лауре и Франческо. Путь, проторенный Ивановым, оказался соблазнительным. По нему пошли почти все, кто брался за переводы Петрарки. Из переводчиков близкого к нам времени больше других работал над Петраркой А. М. Эфрос. У него было много данных, чтобы переводить Петрарку: эрудиция, глубокая начитанность в итальянской литературе, великолепное знание культуры Возрождения, итальянского языка. Однако нового слова он так и не сказал. Как переводчик Петрарки, он шел за Вяч. Ивановым. Ради соблюдения условий стиха ему приходилось иногда жертвовать петрарковской легкостью и изяществом. Инверсии, громоздкие словосочетания у А. Э. Эфроса не результат продуманной системы, а следствие непреодоленного сопротивления стихового материала. Таким образом, и по сей день в жизни Петрарки в русской поэзии наиболее примечательными эпизодами остаются два: первый связан с периодом русского романтизма, второй — со спорами о "новом искусстве”. В обоих случаях русский Петрарка оказался живым участником литературных схваток. Все другие факты из жизни Петрарки в России относятся не столько к истории русской поэзии, сколько к истории русской образованности. Библиографический список 1. Абрамсон М. Л. От Данте к Альберти. — М., 1979. 2. Веселовский А. Н. Петрарка в поэтической исповеди "Canzoniere”. — Спб., 1912. 3. Ревуненкова Н. В. Ренессансное свободомыслие и идеология Реформации. — М., 1988. 4. Томашевский Н. Русский Петрарка. — М., 1984. | |
| Просмотров: 390 | Загрузок: 0 | | |
| Всего комментариев: 0 | |